Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк

Элеонора немного поколебалась, но, подумав, что это, возможно, пример того, как «республика Никарагуа оплачивает ее расходы», приняла коробку с улыбкой и выражениями благодарности, для которой подыскала самые великодушные слова. Стоило ли отказывать Уокеру, если он хочет загладить свою вину? Это оказалось черное кружевное платье на серовато-бежевой атласной подкладке. Когда она внимательно осмотрела его, то поняла, что оно сшито по выкройке ее муслинового. Размеры и фасон те же — с оборками от подчеркнутой линии талии, с широким кружевным воротником, закрывающим плечи. После получасовой борьбы с пуговицами на спине, Элеонора убедилась, что оно сидит хорошо, может, чуть широковато в талии, но, без всякого сомнения, зеленое грешило тем же.

Сделано со вкусом, подумала она, прохаживаясь перед зеркалом, вделанным в шкаф. Неяркое, без фальши глубокого траура. Атлас просвечивал сквозь кружева и прекрасно оттенял ее волосы и кожу. Элеоноре подумалось, что в слишком открытом вырезе платья должно быть какое-то украшение. Не раздумывая, она взяла медальон с изображением Святого Михаила, сняла его с цепочки и повесила на черную ленту так, чтобы он лежал в ямке у основания шеи. Элеонора оделась и ждала, когда экипаж генерала приедет за ней. Увидев Невилла Кроуфорда в качестве сопровождающего, она постаралась скрыть разочарование.

Кроуфорд, однако, не собирался молчать о своих чувствах. Он сел в экипаж, скрестил ноги, улыбнулся и посмотрел ей в лицо.

— Не везет пока, да? Если он не подойдет к вам, вы должны будете подойти к нему.

— Что вы имеете в виду? — спросила Элеонора.

— Я имею в виду, что у нас нет времени ждать, пока полковник преодолеет чувство ревности и уязвленной гордости.

— Ревности?

— Естественно. Подумайте сами, что может чувствовать Фаррелл, узнав, что совершил де Ларедо ради вашего спасения?

Прошла минута, прежде чем Элеонора смогла понять смысл слов майора. Она знала, что он ждет от нее ответа.

— А почему такая спешка?

— До нас дошли слухи, что Уокер намерен арестовать президента Риваса и его кабинет как изменников республики, потому что у Риваса были контакты с лидером Сальвадора. Были какие-то уличные беспорядки в Леоне с антиамериканскими настроениями. Откровенно говоря, я подозреваю, что Ривас сам распространяет эти слухи. Газета «Президент» нарушила его планы в начале месяца, когда Уокеру устроили восторженный прием в Леоне при отступлении костариканской армии. Бьюсь об заклад, что Ривас намерен проверить, кто из них популярнее. Сейчас, когда маленький генерал опасается угрозы нападения, он, Ривас, хотел бы выгнать американских фалангистов из страны, прежде чем Уокер задерет нос. Или нацелится на президентский пост.

— Еще одно предательство, — пробормотала Элеонора. Невилл Кроуфорд покачал головой.

— Возможно. Но для нас не имеет никакого значения, где и как рождаются слухи. Мы хотим того же, что и Ривас, — избавиться от Уокера.

— Но в таком случае… что мы должны делать?

Не обратив внимания на ее сарказм, он объяснил:

— Вполне очевидно, Уокер не может игнорировать ситуацию. Может оказаться так, что он будет вынужден делать то, что и предполагают слухи. Нам надо знать точно, как он намерен действовать и когда.

— А почему надо меня вовлекать в это? Почему не поручить Нинье Марии это выяснить?

— Потому что, — сказал он после минутного колебания, — после инцидента с Хуанитой он ей больше не доверяет. Наиболее важные встречи с офицерами он устраивает в доме Фаррелла.

— Начинаю понимать, — сказала она.

— Я думаю, мы можем быть уверены, что Уокер не примет решения, не проконсультировавшись с Фаррел-лом, независимо от того, последует он его совету или нет.

— А что если эта встреча уже произошла? — спросила она.

— Мои информаторы работают быстрее людей Уокера. В лучшем случае он мог узнать это несколько часов назад. Вы поспеете вовремя, если будете действовать быстро.

— Я… у вас есть предложение, как я могу это сделать? — Она отвела глаза и посмотрела в окно.

Экипаж въехал на площадь. Через несколько секунд они остановятся у дверей Дома правительства.

— Немногие мужчины могут противостоять своим желаниям, — тихим голосом сказал он в темноте. — И если инициатива будет исходить от вас, Элеонора, то, я уверен, все будет в порядке, да и я бы тоже не устоял.

Эти слова Невилла Кроуфорда потрясли ее. Она думала, что он слишком занят своей карьерой, чтобы обращать внимание на ее привлекательность. Элеонора чувствовала себя спокойно, зная, что он не подвержен ее чарам. У нее нет повода думать, что он будет домогаться ее, но все же…

Дом правительства сверкал огнями, повсюду раздавались звонкие голоса. Элеоноре показалось, что в люстрах зажжено больше свечей, чем когда она танцевала здесь в последний раз. Больше женщин, больше ярких сверкающих украшений. Стол, накрытый для ужина, заставлен более разнообразными блюдами, бокалы с вином мелькали чаще, музыка звучала громче, танцоры неслись быстрее. Возможно, ей это просто казалось после стольких недель ужаса. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, и, наблюдая, как эти мужчины и женщины едят и пьют, ей показалось, что в их движениях она замечает жадность и страх перед будущим.

Несмотря на то что Нинья Мария стояла рядом со злым лицом, Уильям Уокер произнес приветственную речь в честь Элеоноры, но на протяжении всего вечера к ней больше не подходил. Генерал занялся иностранными сановными гостями, среди которых был человек явно богатый и говоривший, как нью-йоркские магнаты.

Услышав звуки вальса, Элеонора напомнила себе, что она носит траур по Луису. Майор Кроуфорд стоял, рядом, пока его не пригласила на танец Нинья Мария. Какое-то время с ней постоял доктор Джоунс, потом подошел, опираясь напалку, полковник Генри, потом — офицеры, знакомые Луиса, и стало казаться, что это она проводит прием. Элеонора почувствовала некоторое облегчение, когда все стали расходиться. Ответив на многочисленные соболезнования, что было нелегко, и, что еще тяжелее на вопросы, вызванные простым любопытством, она одна стояла у окна, когда сзади послышался легкий шум.

Повернувшись, она увидела Гранта и настороженно приподняла подбородок. Он протянул ей бокал.

— Выпей, — сказал он без всякого вступления. — Похоже, тебе это пойдет на пользу.

Обида и самолюбие боролись в ней. Но голос прозвучал насмешливо, когда она сказала:

— Как великодушно с твоей стороны.

Он не ответил, и, чтобы хоть чем-то себя занять, Элеонора поднесла бокал к губам. В этот самый момент Грант протянул руку к медальону.

Испугавшись, Элеонора быстро глотнула, подавившись шампанским, и судорожно схватилась рукой за горло. Осмотревшись, Грант поспешно взял у нее бокал, поставил на столик и, открыв окно, вывел ее на галерею. Когда он постучал рукой по спине, Элеонора яростно затрясла головой.